Генерал от инфантерии Христофор Иванович Бенкендорф был
очень рассеян.
Проезжая через какой-то город, зашел он на почту проведать, нет
ли писем на его имя.
- Позвольте узнать фамилию вашего превосходительства? -
спрашивает его почтмейстер.
- Моя фамилия? Моя фамилия? - повторяет он несколько раз и
никак не может вспомнить. Наконец говорит, что придет после, и
уходит. На улице встречается он со знакомым.
- Здравствуй, Бенкендорф!
- Как ты сказал? Да, да, Бенкендорф! - и тут же побежал на почту.

Однажды Татьяне Борисовне Потемкиной, столь известной своею
богомольностью и благотворительностью, доложили, что к ней пришли
две монахини просить подаяния на монастырь. Монахини были
немедленно впущены. Войдя в приемную, они кинулись на пол, стали
творить земные поклоны и вопить, умоляя о подаянии. Растроганная
Татьяна Борисовна пошла в спальню за деньгами, но, вернувшись,
остолбенела от ужаса. Монашенки неистово плясали вприсядку. То были
Кологривов и другой проказник.

Граф Платов любил пить с Блюхером. Шампанского Платов не
любил, но был пристрастен к цимлянскому, которого имел порядочный
запас. Бывало, сидят да молчат, да и налижутся. Блюхер в беспамятстве
спустится пол стол, а адъютанты его поднимут и отнесут в экипаж.
Платов, оставшись один, всегда жалел о нем:
- Люблю Блюхера, славный, приятный человек, одно в нем плохо:
не выдерживает.
- Но, ваше сиятельство,- заметил однажды Николай Федорович
Смирной, его адъютант или переводчик,- Блюхер не знает по-русски, в
вы по-немецки; вы друг друга не понимаете, как же вы находите
удовольствие в знакомстве с ним?
- Э! Как будто надо разговоры; я и без разговоров знаю его душу;
он потому и приятен, что сердечный человек.

В 1828 году, во время турецкой войны, Ланжерон состоял
главнокомандующим придунайских княжеств; однажды после довольно
жаркого дела, совсем в сумерки, в кабинет к нему врывается плотно
закутанная в черный плащ и с густым вуалем на лице какая-то
незнакомая ему дама, бросается ему на шею и шепотом, начинает
говорить ему, что она его обожает и убежала, пока мужа нет дома,
чтобы, во-первых, с ним повидаться, во-вторых, напомнить ему, чтобы
он не забыл попросить главнокомандуюшего о том, что вчера было
между ними условлено. Ланжерон тотчас же сообразил, что дама
ошибается, принимает его, вероятно, за одного из подчиненных, но, как
истый волокита, не разуверил свою посетительницу, а, напротив, очень
успешно разыграл роль счастливого любовника; как и следовало
ожидать, все разъяснилось на другой же день, но от этого Ланжерон
вовсе не омрачился, и, встретив несколько дней спустя свою
посетительницу, которая оказалась одной из самых хорошеньких
женщин в Валахии, он любезно подошел к ней и с самой утонченной
любезностью сказал ей, что он передал главнокомандующему ее
поручение и что тот в ее полном распоряжении. Дама осталась очень
довольна, но адъютант, говорят, подал в отставку.

Когда Карамзин был назначен историографом, он отправился к
кому-то с визитом и сказал слуге: если меня не примут, то запиши меня.
Когда слуга возвратился и сказал, что хозяина дома нет, Карамзин
спросил его: "А записал ли ты меня?" - "Записал.- "Что же ты
записал?" - "Карамзин, граф истории".

Князь В. должен был Толстому по векселю довольно
значительную сумму. Срок платежа давно прошел, и дано было
несколько отсрочек, но денег князь ему не выплачивал. Наконец
Толстой, выбившись из терпения, написал ему: "Если вы к такому-то
числу не выплатите долг свой сполна, то не пойду я искать правосудия в
судебных местах, а отнесусь прямо к лицу вашего сиятельства".

Вследствие какой-то проказы за границею Голицын получил
приказание немедленно возвратиться в Россию, на жительство в деревне
своей безвыездно. Возвратившись в отечество, он долгое время колесил
его во все направления, переезжая из одного города в другой. Таким
образом; приехал он, между прочим, в Астрахань, где приятель его
Тимирязев был военным губернатором. Сей последний немало удивился
появлению его. "Как попал ты сюда,- спрашивал он,- когда повелено
тебе жить в деревне?" - "В том-то и дело,- отвечает Голицын,- что я все
ищу, где может быть моя деревня: объездил я почти всю Россию, а все
деревни моей нет как нет, куда ни заеду, кого ни спрошу".